WILLIAM CARLOS WILLIAMS «AL QUE QUIERE!» (избранные переводы 2019)
ПАСТОРАЛЬ
Когда-то – в юности –
все представлялось ясным
необходимо что-то делать с самим собой.
Теперь
я просто слоняюсь задворками улиц
любуясь лачугами бедноты:
заваленные линии крыш
замусоренные дворы с обязательной
сеткой курятника
рассыпанной золой –
то еще убранство!
Изгороди и пристройки из ящиков
и разбитых бочек
на всем – если посчастливится –
густой слой иссиня-зеленой краски
покоробленной непогодой
что мне особенно по сердцу.
Никому и в голову не взбредет сказать:
вот –
достояние нации.
МЕТРИЧЕСКАЯ ФИГУРА
Жаворонок над верхушками тополей!
Вспорхнувшее солнце!
Дрожанье листвы
напоминает сбившихся в стайку
золотых рыбок.
Жаворонок скользит над водой
дни унося на расправленных крыльях.
Феб!
Ведь это он промелькнул сейчас
в кронах деревьев!
Ведь это его пение
перекрывает ропот листвы
колеблемой на ветру.
АПОЛОГИЯ
Повод сегодняшних строк:
или отталкивающая красота этих лиц
– обитателей трущоб и ночлежек –
побуждает меня к тому?
цветные женщины
рабочие перебивающиеся поденкой –
старые и испытанные –
разбредающиеся в сумерках по домам
чтобы там – словно одежду –
сбросить усталость с темных лиц
цвета старого Флорентийского дуба.
Впрочем
стандартный набор ваших лиц
– мои преуспевающие горожане –
побуждает меня к тому же
только
иначе.
Пастораль
Крохотные воробьи
– само простодушье –
скачут по плитняку мостовой
споря пронзительными голосами
о предметах
для них безусловно важных
Мы же
те кто мудрей
захлопываемся наглухо как ставни
огораживаясь досужими рассуждениями
о природе добра и зла
Внешне
равнодушны к тому
и другому
Меж тем одинокий старик
бредущий вдоль сточной канавы
собирая пирамидки собачьего дерьма
шагает уже в водосток
поступью столь величественной
будто священник Епископальной церкви
направляющийся к кафедре в воскресный день
зачитать свою проповедь
Вот вещи
за гранью мыслимых слов
М. Б.
Зима разрешилась снегом
истощив свою зависть
но весна уже тут!
Он сидит за столом
сервированным к завтраку
в шапке желтых волос
и смеется в лицо проходящему солнцу
нацепившему туфли с мишурными блестками
Он смотрит в окно:
на площади перед театром
вспышка огней –
ослепительная леди
торопится в уединение своего экипажа.
Еще мгновенье
и под давящие своды съемного угла
он выдохнет – уже в который раз
пропущенное через легкие –
облако табачного дыма
измеряя глубину
собственного небосклона
ЗИМНЕЕ БЕЗМОЛВИЕ
Прильнув губами
к бескровному рту поблекшей травы
седой туман всем телом прижался к ней на задворках
Карликовые деревья
замерли в неуклюжем пируэте
приподнявшись на цыпочках
Вековой исполин –
с улыбкой возвел глаза к небу!
Подавленные страстью
низкие изгороди не в силах отвести глаз
от горбатой земли
оголившей плечо в судороге
исступления
ПРИСТРАСТНЫЙ ПОРТРЕТ РЕБЕНКА
Дочь убийцы
едва достигшая десяти
лет
вздергивает плечами
из стороны в сторону
пытаясь поймать со спины
мой взгляд
Худые руки
обнимают такое же тощее
тело
сплетаясь то эдак
то так
Нервным движением
она сминает соломенную шляпку
надвигая ее глубоко на глаза
сгустив тень вокруг
возбужденной улыбки!
Как удалось ей
так легко затаиться в солнечном полдне!
– тоненькие веревочки ног
под ситцевым платьем, ерзая,
заголились от лодыжек
до середины бедра –
Почему
мелькнувшее лезвие этой улыбки
выбрало своей следующей жертвой
меня!
ЗЕМЕЛЬНЫЙ УЧАСТОК С ПОСВЯЩЕНИЕМ
Этот клочок земли
с видом на тесную бухту
посвящен
временному пребыванию среди живых
Эмили Ричардсон Уэллкам,
родившейся в Англии, вышедшей замуж,
вскоре овдовевшей и с пятилетним сыном на руках
отплывшей в Нью-Йорк на двухмачтовой шхуне
отнесенной течением к Азорским островам;
высадившейся на песчаных отмелях Файэр Айлэнда,
повстречавшей своего второго мужа
в меблированных комнатах Бруклинских трущоб,
перебравшейся с ним в Пуэрто-Рико,
выносившей еще троих детей и вновь
овдовевшей; прозябавшей долгие восемь лет
в Сент-Томасе, Пуэрто-Рико, Сан-Доминго,
вслед за старшим сыном отправившейся в Нью-Йорк,
потерявшей там дочь – свою «девочку» –
взявшей на воспитания двух отпрысков старшего сына
от второго брака; заменившей им мать;
сражавшейся с другими тетками и бабками
по материнской линии за это право;
привозившей их каждое лето сюда,
держа круговую оборону от ворья,
ураганов, пожаров, солнечного пекла,
от мошкары и вьющихся вокруг
– вечно вынюхивая что-то – девок;
от засухи, сорной травы, приливов и отливов;
соседей, и хитрых куниц,
ворующих из подклети цыплят;
от немощи собственных рук
и неуклонно возрастающей силы
ее «мальчиков»; от ветра, камней, нарушителей
священных границ частной собственности,
дорожающей ренты и постепенно теряющего
ясность рассудка. Она сама
рыла руками эту землю,
вгрызаясь в сухой дерн сорной травы,
воздвигая здесь свое владычество;
понося на чем свет стоит
старшего сыны, заставившего ее спустить
все сбережения в эту дыру;
протянула в ней целых
пятнадцать лет, достигнув
самого дна одиночества и –
если вам нечего притащить сюда
кроме своих костей –
держитесь-ка лучше подальше.